Когда-то у Любови Даниловны Сукоры была собственная жизнь, а у ее дочки Ольги — будущее. Все изменилось, когда Оля пошла на операцию, чтобы исправить прикус. За 15 минут, пока она была без наблюдения врачей, что-то произошло — и девушка впала в кому. Из-за чего или кого именно, Любовь Даниловна не знает до сих пор.
Любовь Даниловна Сукора. В декабре ей исполнится 76 лет.
В коридоре больницы, где дочке делали операцию, Любовь Даниловна встретила знакомого врача. Ничего конкретного ей никто не говорил, и она цеплялась за любую возможность узнать, что будет с дочкой. «Когда Оля придет в себя?» — с надеждой спросила Любовь Даниловна. Знакомая ответила: «Откуда я знаю? Я только что на дежурство пришла. Может, через две недели, а может, через шесть лет».
Шесть лет Любовь Даниловна ждала. Вскакивала по ночам, когда, как ей казалось, слышала дочкино «мама» — но это был только сон. Всматривались в темноту: Оля встала с постели или опять привиделось? День за днем, месяц за месяцем, год за годом Любовь Даниловна молилась и верила, что страшный сон дочери закончится — и она наконец проснется.
Шесть лет истекли в октябре этого года. Оля не пришла в себя. Любовь Даниловна окончательно потеряла веру в чудо, которая все эти годы давала ей силы.
Теперь каждый день она просыпается и по инерции выполняет привычные действия: умыть, покормить, сменить постель и памперс, вырваться в магазин или аптеку и побежать домой. Именно побежать, несмотря на свои почти 76, потому что дочке постоянно нужно откачивать из дыхательных путей мокроту. Иначе она попросту задохнется.
— От Оли за шесть лет остались кожа и кости. А кожа — такая тонюсенькая-тонюсенькая. Но это мои кожа и кости, понимаете? — говорит Любовь Даниловна, а на щеках — слезы.
«Врач сказала Оле: „Однажды ты закроешь рот и раскрыть его уже не сможешь“»
У дома, в котором живут Любовь Даниловна и Оля, нет улицы. В адресе только название населенного пункта — агрогородок Лесной, и сразу номер — тридцать пять.
Каждый день из окна квартиры Любовь Даниловна видит Минскую детскую областную больницу, куда шесть лет назад отправилась ее дочка. Только что она построила долгожданную квартиру, в которую так и не успела заселиться. «Въехать» в собственное жилье Ольге пришлось на каталке, взятой из морга. Вместе с ней переехала и мама.
Любовь Даниловна сидит у стола. На столе лежат горы лекарств: против сахарного диабета, проблем с печенью, поджелудочной железой и сердцем.
— Одним словом, дохожу до кондиции, — грустно шутит Любовь Даниловна.
Накануне встречи с нами она мыла окна и сильно простудилась. Пьет таблетки, но они не помогают, отчего Любовь Даниловна нервничает: боится, что заразит дочку.
— Пускай бы я оделась, когда открывала окна. Но что о прошлом говорить. Прошлое не возвращается…
34 года Любовь Даниловна работала учительницей математики и физики в деревне Несеть Могилевской области. Вырастила трех дочерей. Оля — младшая — родилась, когда Любови Даниловне было 37. Девочка росла послушной и очень ранимой.
— Я никогда не могла повысить на нее голос, иначе сразу слезы, — вспоминает. — Она хорошо училась, окончила среднюю школу с золотой медалью, а также музыкальную: играла на цимбалах, фортепиано, гитаре. Особенно все заслушивались, когда она исполняла полонез Огинского.
Затем Оля поступила в университет имени Сахарова. Стала цитологом, работала в 9-й минской клинической больнице и в Белорусской медицинской академии последипломного образования.
Любовь Даниловна показывает альбомы Оли. Практически на всех фотографиях она широко улыбается, и невозможно поверить, что у нее были проблемы с прикусом.
Такой Оля была до октября 2012 года. «Каждый год она старалась ездить на юг. Приедет домой, насобирает черники рублей на 500, сдаст — так себе и зарабатывала на отдых». Фото: Александр Васюкович, TUT.BY
— Оля все говорила: «Я не могу нормально жевать». Оказывается, верхние зубы у нее заходили внутрь нижних. Уже потом ее коллеги мне рассказали, что иногда у нее заклинивало челюсти, и тогда она задыхалась. Дочка проконсультировалась у врача в БелМАПО, где работала, та сказала: «Однажды ты закроешь рот и раскрыть его уже не сможешь».
Так Оля решилась на операцию.
— Накануне она позвонила, сказала, что, когда из реанимации ее переведут в палату, около нее нужно будет посидеть. Мы со старшей дочкой собрались ехать. Потом Оля перезвонила: «Врач, который будет делать операцию, сказал, что не надо вам здесь быть. Возле меня медсестра побудет». Побыла. Посидела…
Позже экспертные комиссии дадут заключение: с 12.20 по 12.35 за пациенткой Ольгой Сукорой отсутствовал врачебный контроль. Что произошло за эти 15 минут и произошло ли именно в этот промежуток, никто Любови Даниловне сказать не смог. Ей сообщили лишь факт: у Оли внезапно наступило кислородное голодание мозга, она пережила клиническую смерть.
«Реанимационные мероприятия Сукоре проведены незамедлительно после установления состояния клинической смерти в 12.35 и выполнены в полном объеме, при этом достигнут положительный результат — восстановлена сердечная деятельность и налажена искусственная вентиляция легких», — сказано в документе. Только мозг Оли так и не вернулся к нормальной жизни.
«У нас невезучая "двойка". Оля родилась 22 мая. Операцию ей делали в 2012-м. Отец Оли умер 2 августа 2002 года».
О том, что произошло с дочкой, Любовь Даниловна узнала не сразу.
— Оля предупредила: «Я не смогу разговаривать после операции, поэтому пришлю тебе эсэмэску». Но эсэмэски нет ни на завтра, ни на послезавтра. Потом звонит старшая дочка: «С Олей плохо, она не пришла в себя после наркоза».
Любовь Даниловна долго не могла поверить, ведь раньше Оля нормально оправлялась от наркоза.
— Я сразу же приехала к дочке. 19 дней мы пробыли в детской больнице. Потом состоялся консилиум, после которого нас перевели во взрослую областную больницу. В июле следующего года, через девять месяцев после операции, нас отправили домой.
Фото: Александр Васюкович, TUT.BY
Любовь Даниловна вспоминает: ее муж умер от рака гортани в 2002 году. Когда пошли метастазы, врач предлагал сделать операцию, «но тогда вам нужно будет научиться кормить его через гастростому».
— А я и не знала, что это такое. Помню, только сказала: «Как же я научусь?» Муж отказался от операции, но кормить через гастростому я все-таки научилась. Горе заставит научиться всему.
Следствие длилось 8 месяцев. Оно пришло к выводу, что «достоверно установить, в какой момент и по какой причине наступила гипоксия, не представляется возможным».
— Оле стало плохо, а медсестры́ на месте не оказалось. А мы, дуры, не поехали. Вот за это я корю себя все время… — не сдерживает слез Любовь Даниловна. — Следователь говорила: «Я вам обязательно помогу». А потом все откатилось назад и выяснилось, что виновных нет. Виновата Оля, что пошла на эту операцию.
«У меня такое ощущение, что мы с дочкой умрем в один день»
Приближается время обеда. Любовь Даниловна открывает холодильник, рассматривает, что в нем есть.
— Кабачок, картошка, сметана, йогурт. Даже куриная грудка — обычно я ее на блендере с вареным кабачком измельчаю для Оли. В основном даю ей детские консервы — говядину, свинину, фруктовые и овощные пюре, соки.
Внизу стоит доверху заполненная энтеральным питанием корзина.
— В день даю один пакет, хотя надо три. Но даже если по одному пакету давать, то в месяц на него уходит вся Олина пенсия — около 400 рублей. И это только на один вид еды. А нужны же еще лекарства разные. Сейчас все быстро дорожает. Как говорится, все течет, все меняется. Особенно цены, — добавляет Любовь Даниловна.
Для себя она «сочиняет» более скромное меню: хлеб, молоко, каши. Раньше покупала куриные крылья, но перестала: «Они сейчас стоят почти четыре рубля».
— Олечка, ты что-то говорила? — Любовь Даниловна слышит едва уловимый звук, который доносится из комнаты.
— Олечка, как твои дела? Ты есть хочешь? Я покормлю тебя, хорошо? Голова болит? Если болит, пошевели бородкой. Отдыхай тогда. Я не буду тебя беспокоить.
"Пошевелить бородкой" — единственный способ, которым Любовь Даниловна научилась общаться с дочкой.
— Я с Олей разговаривала, брала ее за бороду: «Это твоя бородка. Шевели ей, если чего-то хочешь». Например, я иду в магазин, спрашиваю, что купить. Может, йогурт? Если шевелит, то покупаю.
— Когда вас выписывали, какие прогнозы давали врачи?
— Никаких… — тихим голосом отвечает Любовь Даниловна и уводит нас на кухню. — Не хочу при Оле. Она все слышит.
Любовь Даниловна ставит на плиту чайник — греет воду, чтобы сполоснуть остатки энтерального питания из пакета.
— Мне сразу сказали: никакой надежды, Оля не восстановится, — продолжает Любовь Даниловна. — Но надежда умирает последней.
Она возвращается в комнату, спрашивает, «будет ли Олечка спать», нежно с ней разговаривает и заливает через трубку питание — прямо в желудок.
— Гастростому Оле поставили в этом году. До этого кормила ее через пищевод. Теперь Оле намного легче: пищевод не травмируется.
Ухаживать за Олей Любовь Даниловна училась постепенно: как обращаться с трахеостомой, чем лечить пролежни (после реанимации они были даже на голове), как определять, что уже собралась мокрота.
Спит Любовь Даниловна урывками. Если Олю что-то беспокоит, то и вовсе живет без сна.
— Слышу, что моя Оля задыхается, — я встаю, откатываю мокроту. Раньше я за стеночкой спала — сейчас переместилась на диван у изголовья кровати: боюсь, что не услышу.
Сегодня, например, я встала в полседьмого. В 8 часов пришла Наташа. Она помогла мне поднять Олю, поменять памперс, постельное. До недавнего времени все делала сама. Раньше я могла и на руки ее взять, вверх поднять, переместить. Сейчас сил не хватает. А если потяну, то задену пролежни. Уже у нее ничего нет, только кожа и кости.
Расписания в моей жизни нет. Все зависит от Оли. Предсказывать, что с ней случится в ближайший час, за шесть лет я так и не научилась. Оля отдыхает урывками, а бывает — по два-три дня не спит, если ее что-то беспокоит. Вот вчера не спала — в туалет не могла сходить. Так я в календарике отмечаю — рисую напротив даты стул, если все получается.
Рядом с домом, где живут Любовь Даниловна и Оля, находится много больниц и госпиталей, но нигде им помочь не могут. Дважды они лежали в стационаре.
— Так меня больше обследовали, чем Олю, — говорит Любовь Даниловна.
В последний раз у Оли взяли только анализы крови и мочи — на этом обследования закончились, говорит Любовь Даниловна.
После того, что случилось с Олей, Любовь Даниловна сразу же приехала в Минск. С тех пор она ни разу не была дома. Связь с прежней жизнью она поддерживает по телефону: звонят бывшие соседи и подруги. Хотя та, прежняя, жизнь ее касается все меньше и меньше.
— Мария — подруга моей племянницы, которая приезжает к нам и помогает, предлагала отвезти меня в деревню на машине хотя бы на день. Но что я там найду? Пустые холодные стены?
Здесь, в Минске, Любовь Даниловна общается с двумя соседками.
— Раньше я часто просила соседку сверху сходить в магазин. Она послушает меня, пойдет, купит. Я попрошу чек, а она говорит: «Потеряла». Так я уже и просить перестала: неудобно, что она денег не берет.
Картинки с лошадьми Оле нарисовала ее племянница.
Сегодня в квартире Оли все реже бывают визитеры. Раньше постоянно приходили подруги и коллеги, но и они исчезли. Хоть Любовь Даниловна никого не винит — всё понимает: что и заняты, и дел много, и просто тяжело видеть все это.
— Года два к нам никто не приходит. По расписанию заглядывает врач, скажет, что «в легких все чисто» — и до следующего визита. Раз в месяц приезжают сестры милосердия из Свято-Елисаветинского монастыря, привозят подручные средства для мытья. Ведь я одна не могу дочку в ванную занести, а второй человек есть не всегда. Постоянно приходит Наташа. Раньше она навещала нас от монастыря, а потом так и осталась. Видела, что никто помочь не может, а она специалист в уходе. Приезжает Мария — подруга моей племянницы, очень поддерживает. Кто еще приходит? Бывает, что и никто. Старшие дочки, внучки приезжают нечасто. У них работа, тяжело вырваться.
Был у Оли и молодой человек Илья.
— Оля мне не рассказывала, собирались ли они пожениться. До сих пор раз в месяц он обязательно, бывает, проведывает. В прошлый раз привез памперсы. Недавно звонил и говорил, что еще купит. Приобрел прихожую, где я храню Олины пеленки, простыни. Денег не взял. Спасибо ему. Хороший хлопец. Но вот так не повезло: ни ему, ни Оле.
— Любовь Даниловна, где вы находите силы жить, зная, что ничего не изменится?
— Я не знаю. У меня такое ощущение, что мы с дочкой умрем в один день. Если со мной что-то случится, то Оле никто не сможет помочь. Ей ведь нужно откатывать мокроту. А не откатаешь — все. Я уже даже ключ от квартиры под коврик положила.
— Будьте здоровы! — в очередной раз громко чихает Любовь Даниловна.
— Еще, может, буду. Кто его знает.
Если вы хотите помочь Любови Даниловне, пишите на lubov.kasperovich@tutby.com
Источник: